Вилл отстранилась от мужа и повернулась к нему спиной. Пит посмотрел на трибуны.
— Вы все знаете, что слоны убили мою дочь, Мэй, сестру Джонджея. Вы также знаете, что Мэй была калекой и не могла спастись бегством. Но вы не знаете одного — что значила для Джонджея Мэй.
— Чушь! — С трибуны поднялась женщина в полосатой тунике. — Это слоны убивают дрессировщиков. Дрессировщики не убивают слонов. А ты, Шайнер, лучше чисти-ка свою упряжь. Вон с арены!
— Я имею право… Он мой сын. — Шайнер Пит смерил женщину гневным взглядом. — Эти слоны были все как один дряхлые, и вы это прекрасно знаете. Дряхлые и злобные. — Пит обвел взглядом жителей Мийры. — Да будь я там в тот момент, я бы сам прикончил их.
Услышав такую дерзость, люди с возмущенными криками повскакали с трибун. Пит попросил их успокоиться, но ропот недовольства не утихал, и Питу ничего не оставалось, как опустить руки и молча стоять на месте.
Вощеный посмотрел на Джонджея:
— Скажи хоть что-нибудь.
Джонджей посмотрел на Вощеного: лицо жреца было изрезано старческими морщинами. Джонджей опустил глаза вниз, на опилки арены, затем взглянул на мать. Она стояла к нему спиной. Мысленно он обратился к ней.
— Мама, но ведь я твой сын. Она ответила не сразу:
— Мой сын не мог убить слонов.
Джонджей посмотрел на дрессировщиков на трибунах.
— Посмотрите на себя. Вы зовете себя дрессировщиками, но скажите, кто из вас и когда в последний раз работал со слоном? — Джонджей указал на собственную серо-малиновую тунику. — Если верить этим тряпкам, я тоже дрессировщик. Но я чиню упряжь вместе с отцом. Моя сестра… Она тоже носила похожую тунику, но она рисовала. Именно этим она занималась в краале. Она рисовала картины с этими вашими чертовыми слонами, чтобы вы и ваши дети не забывали, что такое слон. Именно этим она занималась, когда ваши слоны растоптали ее. — Джонджей сплюнул на опилки арены. — И тогда я убил их. Будь у меня еще раз такая возможность, я бы убил их опять. — И Джонджей сложил на груди руки.
Вощеный вздохнул, на мгновение склонил голову, а затем гаркнул в сторону трибун:
— Живо поднять голос! Что говорит город Мийра по этому поводу!
— Выставить его! Пусть себе убирается, — раздался первый крик; за ним последовал целый хор гневных голосов.
— Изгнать! Изгнать! — скандировали трибуны. Вощеный посмотрел на Крошку Вилл:
— Ты обратилась за возмездием. Ты Хозяйка слонов. Может Джонджей откупиться от дрессировщиков? Вилл покачала головой:
— Никакие деньги не искупят его вины. — Она все еще стояла к нему спиной. — Пусть уходит.
— И надолго? — Было слышно, как дрогнул голос Вощеного. Крошка Вилл повернулась и стеком указала на сына:
— Пусть Джонджей не показывается на глаза жителям Мийры до тех пор, пока… пока не издохнет последний слон. — Она снова посмотрела на сына. — Как только не станет Рег, он может вернуться.
— Что вы на это скажете? — обратился к трибунам Вощеный.
Оттуда послышался одобрительный рев. Вощеный сделал в книге соответствующую запись, а Джонджей повернулся и зашагал прочь с арены.
Придя домой, он собрал вещи, а затем направился на север, в сторону Изумрудной долины. Дойдя до того места, где дорога круто брала вверх, к ущелью Змеиной Горы, он услышал, как жители Мийры распевают свой гимн — «Черный Алмаз».
— Прощай, отец, — мысленно обратился он к отцу.
— Прощай, Джонджей, но не навсегда, мы еще увидимся. — Вместе с ответом на глаза навернулись слезы.
— До встречи, отец!
— До встречи, сын!
Джонджей обернулся на дома Мийры.
— Мама — позвал он. Ответа не последовало.
— Прощай, мама!
И он зашагал вверх по крутой дороге.
Глава 22
Это случилось ночью, в ущелье Змеиной горы. Гадалка Тарзака развела костер, чтобы испечь на огне пресные лепешки. Она сидела, глядя на танцующие языки пламени, когда неожиданно рядом с костром из кромешной тьмы возникла фигура человека. Облаченный в традиционный наряд дрессировщика слонов, незнакомец был строен и темноволос, но во взгляде его Тарзаке почудилось нечто зловещее.
— Присаживайся к огню, дрессировщик, и будь моим гостем. Нам всем частенько приходится странствовать по пустынным дорогам.
Незнакомец какое-то время смотрел на нее, потом качнул головой, повернулся и зашагал прочь.
— Подожди! — позвала Тарзака. Незнакомец обернулся:
— Чего ты от меня хочешь?
— А чего ты от меня хочешь? — ответила гадалка вопросом на вопрос, равнодушно пожав плечами.
— Я хочу остаться один, — произнес незнакомец, и на губах его скользнула тень улыбки.
— Большим чудаком нужно быть, чтобы темной ночью желать одиночества в ущелье Змеиной горы. Поговаривают, будто немало призраков бродит здесь среди горных теснин. Тот, кто носит на своей одежде серые полосы дрессировщика слонов, не может не знать об этом.
Незнакомец рассмеялся. Но в смехе его слышалось не веселье, а затаенная боль. Он отвернулся от огня, пряча лицо в ночном мраке. Неожиданно он в угрожающем жесте воздел сжатую в кулак руку:
— Чертовы призраки! Разрази вас гром! Если вы настолько всемогущи, то приходите ко мне, мы померяемся с вами силой!
— Не надо! — захлебнулась собственным криком Тарзака. Незнакомец тотчас обернулся к ней.
— Ты боишься призраков, гадалка? — поинтересовался он. И хотя в голосе слышалась усмешка, лицо его оставалось серьезным.
— А кто их не боится? — пожала плечами Тарзака. — Стоит ли искушать судьбу?
В ответ на ее слова незнакомец только рассмеялся. И вновь в его смехе прозвучала приглушенная боль. Оборвав смех, незнакомец указал рукой на гадалку:
— Судьба никогда не бывает благосклонна к тем, кто не воздает ей должное, гадалка.
Услышав эти слова, Тарзака
